Каждый человек стремится оставить след на земле. Благой, как это сделал евангельский садовник, посадивший дерево и бережно возрастивший его, или злой, как это произошло с Иудой, ставшем отныне вечным символом проклятая. Чьи-то памятники, воздвигнутые при жизни, рукотворны, чьи-то нерукотворны. Кто-то завоевывал новые пространства, трупами устилая вожделенный путь к славе, кто-то богател неправедно, собирая сокровище не в сердце, не на небесах, как учил Спаситель, а здесь, на грешной земле. Кто-то же, вопреки закону самосохранения, шел в огонь, спасая попавшего в беду, ухаживал, рискуя жизнью, за чумными больными, закрывал телом своим амбразуру дота, погибая, но вместе с тем обретая бессмертие. Монахиня Мария (Кузьмина-Караваева) добровольно пошла в газовую камеру Равенсбрюка, спасая от смертного жребия женщину с ребенком. Про них сказал Спаситель: «Тот, кто сохранит душу свою, потеряет ее, а тот, кто отдаст душу свою, сбережет ее».
Бессмертие может быть разным. Таким, как у разрушившего храм честолюбца Герострата и таким, как у нищего старца Василия Блаженного, в честь которого построен храм. Таким, как у Сталина и таким, как у Николая II. расстрелянного в подвале Ипатьеского дома. Нравственный аспект неистребимого человеческого желания оставить память о себе чрезвычайно важен. Ведь земное наше существование является отнюдь не умозрительным, символическим фундаментом грядущего бессмертия. Реальность вечной расплаты за содеянное неизбежна. За преступлением всегда следует наказание. И будет ли памятником душе Божественный храм или, наоборот, мерзкое капище бесов — решать нам самим.
По благочестивому обычаю, в прошлом весьма распространенному в нашем отечестве, многие обеспеченные люди старались «воздвигнуть памятник» то ли строительством богоугодного заведения: приюта, богадельни; то ли открытием школы для детей-сирот, больницы для неимущих. Но, конечно же, в большинстве случаев строили церкви. Какой монумент, самый величественный, может сравниться с красотой храма ?! К тому же это — памятник, к которому воистину не зарастет тропа, живой, наполненный теплом молитвы. И если эта традиция жила среди обыкновенных граждан, то потом ее стало соблюдать и государство. Украшением и славой отечества стали храмы-памятники: Христа Спасителя в Москве, святого князя Владимира в Киеве (построен в честь 900-летия Крещения Руси), Спаса Нерукотворенного на Бородинском поле и многие другие.
В Одессе также стоял храм, воспоминание о котором воскрешает память о выдающихся и знаменитых людях города.
… Если смотреть на старинную карту Одессы, то сбоку от расположенных в строго симметричном порядке, почти как на шахматной доске, ровных линий улиц и проспектов резко бросается в глаза странная геометрическая фигура, формой напоминающая звезду. Это план крепости суворовского гарнизона, которая была расположена за чертой города вблизи карантинной гавани. «По распоряжению графа Суворова-Рымникского, — пишет историк Коханский в книге «Одесса за 100 лет», изданной в 1894 г. к вековому юбилею города, — 10 июня 1793 г. на возвышении над заливом, где ныне карантинная гавань, по чертежам инженеров полковника Ферстера и подполковника де-Волана, под наблюдением адмирала Де-Рибаса производились восьмьюстами солдатами работы в крепости на 120 пушек, с 2000 гарнизоном». Эта крепость просуществовала до 1803 г., после чего была превращена в карантин.[1]
Сейчас это территория парка культуры и отдыха им. Т.Г.Шевченко. До сих пор сохранились остатки стен, построенных в то далекое время солдатами под наблюдением основателя Одессы Де-Рибаса. Зеленых насаждений тогда почти не было. Парк появился много позже, с приездом в Одессу императора Александра II, собственноручно посадившего здесь первые деревья. А на заре рождения города тут простирались дикие поля, поросшие буйной степной растительностью.
Государи довольно часто приезжали в этот южный губернский город в связи с его важным стратегическим значением. Например, в летописи кафедрального собора имеется запись за 1818 г.: «В мае месяце был в соборе государь император Александр Павлович с принцем Гессен-Гамбургским и с графом Каподистрия».
Особенно прилежно Одессу навещал воинственный и жесткий самодержец Николай I, ведший постоянные военные операции против Оттоманской империи. В той же летописи, в графе «1828 год», читаем: «Во время войны России с Турцией государь император и государыня императрица не малое время имели пребывание в Одессе. Пожаловано государем императором знамя для хранения в соборе, на память, как свидетельство победы в войне праведной». Его величество, кроме посещения театра военных действий и смотра войск, интересовался также религиозной жизнью Одессы. Он неоднократно бывал в кафедральном соборе. Именным указом Николай подарил собору 28 трофейных пушек, из которых потом был отлит 1140-пудовый соборный колокол. О духовной настроенности царя говорит вот такая характерная запись: «9-го октября, в 2 часа по полуночи государь после бурного и весьма опасного плавания на корабле «Императрица Мария», продолжавшегося пять с половиною суток, изволил прибыть из Варны в Одессу и прямо с пристани приехал в собор, где пред местным образом Спасителя с коленопреклонением молился во время отправления благодарственного Господу Богу молебствия».
При посещении Одессы царь обратил внимание на недостроенное церковное здание, стоявшее в степи между крепостью и городом. Просторная площадь эта, ввиду близости гарнизона, всегда использовалась как плац. Производя здесь смотр войск, наблюдательный Николай не мог не заметить это доведенное лишь до половины строение, сиротливо высившееся близ дороги. Губернатор Воронцов сообщил царю, что церковь сию заложили в 1826 г. именитые одесские негоцианты во главе с Ильею Новиковым, которые, пожертвовав 15 тысяч рублей, вошли с ходатайством в Синод о разрешении им выстроить храм во имя святого Архангела Михаила.
«Странное желание для одесских негоциантов!» — подумает современник, наслышанный об одесских богачах как о людях сугубо меркантильных и морально неразборчивых. Да, было, к сожалению, много и таких в истории города. Особенно прославился попечитель о греческих переселенцах подполковник Кес-Оглу, немало нажившийся на злоупотреблениях, и средства, предназначенные для расселения греков, из государственного кармана перекладывавший в свой собственный. Однако Одесса знает и других богачей, таких, как отец и сын Маразли, оказавшие городу колоссальные услуги поистине безграничной своей благотворительностью, граф М.Д.Толстой, миллионер Бродский, князь Стурдза, и многие другие.
Именно таким был негоциант Илья Новиков, один из первых одесских промышленников. В 1804 г., когда город только-только становился на ноги, он основал канатный завод, работающий и поныне. Династия Новиковых, редких в полуиностранном городе русских купцов, пользовалась заслуженным почетом. Может быть, именно за благочестие свое Новиковы были сохранены от биржевых, военных и других бурь, безжалостно разоривших многих отечественных негоциантов, так что в конце прошлого века в Одессе сохранилось лишь несколько русских купеческих фамилий. Усыпальница династии находилась на привилегированном I-м христианском кладбище и была выполнена в виде красивой беломраморной часовни.
Идея строительства церкви, несмотря на то, что в городе действовало довольно много храмов: собор, Успенская часовня вблизи Старого базара, Михайловская церковь на Молдаванке, греческая Свято-Троицкая церковь и другие, получила самое живое сочувствие генерал-губернатора Воронцова. Михаил Семенович, конечно же, не мог остаться равнодушным к возведению церкви, носящей имя его небесного покровителя, воителя Архангела. Несмотря на зарубежное воспитание и английский лоск, граф все же в душе оставался человеком, искренно верующим и преданным православным обычаям. Иначе что же заставило его сиятельство столь усердно хлопотать перед императорской и епархиальной властью об Архангело-Михайловской церкви?!
Дело в том, что строительство храма, доведенного лишь до половины, остановилось — попечители разорились, и средства на продолжение работ иссякли. Вот почему с такой предупредительностью губернатор обращает внимание высочайшего посетителя на недостроенное здание, приютившееся на обочине дороги, ведущей из города в крепость.
Вскоре в столицу летит депеша. «Ваше императорское величество! — просит Воронцов. — Попечители сего храма вошли ныне с просьбой ко мне, в коей изъясняя, что упадок коммерции и прочие непредвиденные обстоятельства… лишают их возможности привести к окончанию построение сей церкви и приличным образом украсить оную, испрашивают от монарших щедрот пособия…» Удивительно, что мудрый граф намекает не только на окончание строительства, но и на то, что необходимо «приличным образом украсить» церковь, заботясь о ее будущем.
«Вашему императорскому величеству благоугодно было изъявить готовность оказать… всемилостивейшее пособие в построении сего храма, — вкрадчиво напоминает Воронцов, понимая, что в военное время истребовать денег у казны ох как непросто. И как патриот города сетует, — Одесса, со времени открытая военных действий с Турцией, находится в совершенном упадке в отношении коммерческих оборотов, с другой стороны жертвовав со всею верноподданническою готовностию на учреждение здесь военных госпиталей, и исполняя с усердием разные военные повинности».
Видимо, Николай действительно обещал помочь храму, потому что Михаил Семенович еще раз осмеливается в письме напомнить об этом: «Сие-то самое, а более высочайшее обещание, дают мне смелость всеподданнейше испрашивать от щедрот Ваших, Всемилостивейший государь…»
Опытный царедворец знал, что напоминание разбудит самолюбие монарха — Николай всегда слыл исполнителем сказанного слова. Так и произошло. Деньги, несмотря на всю тяжесть военного времени, были отпущены. В губернскую канцелярию почта присылает письмо графа Бенкендорфа. Всемогущий граф, старавшийся выглядеть ревнителем благочестия, уведомляет Воронцова о личном своем докладе императору и о милостивой благосклонности его величества.
Долгожданные деньги пришли, однако возобновления работ не произошло. Появились препятствия с другой, непредвиденной стороны. Епархиальная власть в лице архиепископа Кишиневского и Хотинского Димитрия, в ведении которого находились православные приходы Одессы, еще в 1826 году предписала остановить строительство из-за несовершенств проекта, имевшего большие отклонения от канонических норм.
Очевидно, Новиков из соображений экономии нанял архитектора попроще, что, однако, серьезно сказалось на качестве проекта. Воронцов мог бы казенно подойти к прошению архиепископа и поручить доработку одному из мелких губернских чиновников, но граф настолько болел идеей постройки, что обратился к услугам самого Торричелли, городского архитектора.
Георгий Иванович Торричелли, творец многих выдающихся памятников зодчества в Одессе, был выходцем из Швейцарии. В 1828 г. указом его императорского величества он был приведен к присяге и принял подданство России. В том же году одесский градоначальник ходатайствует о награждении его за усердную службу классным чином. Его авторству принадлежат здания купеческой биржи (ныне горисполком), Английского клуба (Морской музей), Сретенского храма на Новом базаре и др. Жил архитектор вместе с семьей в доме, построенном на главной улице города по собственному проекту, — сейчас в этом здании находится «Дом книги». В тот период «просвещенного абсолютизма» никому даже в голову не приходила мысль о неестественности проектирования православных храмов католическими или протестантскими авторами, на которых тогда была особая мода. Эта тенденция распространялась не только на храмовое зодчество. В алтаре Одесского Спасо-Преображенского кафедрального собора помещались огромные иконы-картины западных художников Менгса и Витали. Санкт-Петербургская царская Певческая капелла на придворных богослужениях исполняла церковные песнопения композиторов Сарти и Галуппи. Это потом, на закате XIX века, Бернардацци, Фраполли и Моранди сменят в одесской церковной архитектуре Дмитренко, Прокопович и Тодоров, работавшие в русско-византийском стиле.
Но все же храмы, построенные итальянцем Расстрелли и его соплеменниками, полноправно вошли в православный мир. Этот пласт, совершенно чуждый национальным нашим особенностям, тем не менее, прочным камнем лег в фундамент церковной культуры, сцементировался в нем с прочими разнородными архитектурными стилями и являет собой неотъемлемую часть нашей истории.
Церковь Торричелли сделал вместительной, солидной по пропорциям и размерам. Она была одной из самых больших в городе. По внешнему облику она очень напоминала Спасо-Преображенский собор в первоначальном варианте архитектора Фраполли. К ней предполагалось пристроить колоннаду по образцу Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге, однако средства не позволили осуществить этот вариант — может быть, и к лучшему.
Строился храм на народные деньги. В городе на базарах, перекрестках и других общественных местах были установлены специальные ящики для сбора пожертвований. Среди благотворителей были люди разных национальностей: русские, украинцы, греки, болгары, молдаване и др., т.е. откликнулось практически все население. В помяннике, где священнослужителями и попечителями храма записывались дарители, можно найти имена и богатейших аристократов, и бедных ремесленников, и купцов, и солдат, и крестьян. В том же списке с православными соседствуют имена иностранных жертвователей, преимущественно составлявших в минувшем веке городскую знать. И что особенно необычно — среди помогавших средствами были евреи. Впрочем, это не единственный случай в Одессе. Общеизвестно, что храм II христианского кладбища, поставленный в память об архиепископе Димитрии (Муретове), остановившем своими действиями еврейский погром 1857 года, частично строился на средства еврейской общины города.
В 1837 г. церковь, наконец, была закончена. Она была «особенно замечательна красивою наружностью и местностью, на которой находилась, — отмечает историк Н.Н.Мурзакевич, директор Одесского лицея. — От церкви, а лучше из самой середины ее, из колоннады в куполе, глазам заинтересованного зрителя открывается превосходнейшая панорама великолепной Одессы».[2]
… Об Одессе бытует мнение как о городе, имеющем полукриминальную репутацию. Оно, увы, имеет под собой реальную почву. Это отобразилось в литературе, искусстве, быту, фольклоре Одессы, это подтверждается фактами истории. Нашествие духовного нигилизма нанесло городу опустошительный удар, сделав его героями такие типажи как Остап Бендер, Мишка Япончик и Сонька-Золотая ручка. Этот сомнительный шарм сумел прочно заслонить от современных поколений образ православной Одессы, который, казалось, безвозвратно потускнел, ушел в небытие. Однако прошлое нашего города многогранно. Очень много светлых, благородных страниц ее жизни сейчас забыто. А жаль, ведь «разумного, доброго, вечного» было гораздо больше.
Священное Писание гласит, что, где умножается грех, там избыточествует благодать. Где сеет плевелы дьявол, там ему противоборствует небесное ангельское воинство. Опровержением искаженного мифа об Одессе и всенародным памятником прекрасной душе одесситов является монастырь святого Архангела Михаила. Памятник, лучше которого найти невозможно. И пусть к нему никогда, во веки веков не зарастет народная тропа!